…Варлампий Евсеич открыл дубовую дверь, и на него пахнуло распаренным телом. В полумраке парной молодая баба веником охаживала свою товарку по плечам и ягодицам.

– Дамы и господа, –  заметив субтильного молодого человека, забившегося под полку, – чай стынет! – Варлампий широким жестом указал на избу, стоящую в некотором отдалении.

За столом уже сидели двое в штатском, в углу лежал старичок, укрытый рогожей – свояк Варлампия Евсеича. Молодой человек, оказавшийся светооператором регионального театра, сразу включил радио. Там передавали повтор интервью с известным московским режиссером и критиком Васильевым.

–  Я знаю его! Пили вместе! Васильев в жюри был на областном конкурсе! Витек, суфлер наш еще за самогоном бегал –  молодой человек аж запрыгал по комнате от возбуждения.

– Тише ты, – хором осадили его двое в штатском, –  пей свой чай и лучше помалкивай, забрали твоего Витька.

Молодой человек насуплено уткнулся в чашку.

– Давайте лучше «Маяк» включим, там концерт по заявкам будем, –  прощебетала Вера – одна из дам. Другая –  Надя, не реагируя на протесты светооператора, переключила приемник. Из динамика раздалась песня какого-то барда шестидесятника о горном ручье и старине Хэме.

–  Интеллигенты, - проскрипел старик из своего угла.

– Не будем сориться, – примирительно сказал Варлампий, доставая запыленную бутыль самогона, – Ну с легким паром!

– Крыжовниковый, – одобрительно отметил молодой человек, пригубив.

В это время на «Маяке» начался долгожданный концерт. Гермафродитный голос объявил:

– По просьбе бригады шахтеров из Нижнекамска передаем композицию «День Победы» в исполнении солдатского хора под управлением Ю.А. Александрова.

– Лучше бы они передали «Come Sunday» в исполнении хора негров, – буркнул светооператор из-за стопки.

Двое в штатском взглянули на говорившего.

– Они же угнетенный народ, – попытался оправдаться тот.

– Опять за старое взялись, – развел Варлампий, разливая второй стакан крепкого напитка. – Лучше я вам про свою молодость расскажу, – и подмигнул Варе с Надей. Девушки смущенно захихикали.

– Так вот, был я еще студентом, и была у меня одна… хм… знакомая. Ну назовем ее Прасковья Федоровна. Уборщица. В райисполкоме работала. Баба, скажу я вам, была боевая, таких больше не встречал. Крутила своими управленцами как последними статистами. И был у нее хахаль. Этакий франтоватый гражданин. В смокинге на людях появлялся. И никак иначе.  Работал он в театре, что-то вроде разнорабочий.

– Работник сцены, – подсказал светооператор.

– Во-во, точно. И вот повел он Прасковушку в свой театр, на какой-то драматический партийный вечер. Был у него там  маленький эпизод. Из одной кулисы должен был выйти в лаптях, спросить что-то у Ильича, и уйти в другую кулису.

– Плевая роль, – вставил неугомонный театрал, – вот я в нашем театре самого Ильича играл.

Девушки восторженно ахнули.

– Ну-ну ври да не завирайся. Так вот сидит наша героиня в партере. Милок ее на сцену выходит. В лаптях! Тут ей бес в голову ударил. Полезла она на сцену. Лезет, телесами колышет, а чем колыхать было, доложу я вам. Кричит: «Василий, Васенька, кто же тебя так!» Зрители кто в панику ударился, кто свистит, кто сердечное ищет. Вообщем спектакль провалили, Василия этого с треском вымели. А Прасковья вскоре в Москву уехала, не видел я ее с тех пор. Вот и мораль вам отсюда: в чужой монастырь со своим уставом не лезь – убьет.

– Варлампий Евсеич, а ты то здесь причем? – спросили все хором.

– Абсолютно не причем,  да и вовсе я не  Варлампий Евсеич …